position_avtor

Томску больше 400 лет и он по-прежнему маленький.
Барнаулу немного меньше 300, но Барнаул пережил большой пожар в начале ХХ века, а Томск избежал этого. Поэтому в Томске вся старая часть города пестрит памятниками архитектуры, каменными и деревянными.
В Томске замечательные университеты, много молодежи и много промышленности.
В Томске в центре города много церквей, мало высоток и много трамваев, старых и новых.
Томск тесно связан с геологией, в центре его есть целая аллея геологов, где на скамеечках, урнах и железных вставках на мостовой выкованы скрещенные геологические молоточки.
В Томске очень много скамеек вдоль улиц, с разнообразной ковкой и деревянными сидениями.
В Томске почему-то нет уютных кофеен. Зато мы нашли джва вегетарианских кафе, и оба совершенно случайно.
В Томске, в отличие от Барнаула, по-прежнему как-то очень вяло борются с тополиным пухом и тополями, и тополиный пух повсюду переносит меня в детство.
За Томском сразу начинается бескрайняя тайга и обширные Васюганские болота.
На них я тоже был, но это уже совсем другая и давняя история.

Вес фотоаппарата
Удивительно, как много весит обычный старенький фотоаппарат! Только что я плелась с тяжелым рюкзаком за плечами, но стоило мне вытащить фотик, как я и думать забыла о рюкзаке.

( фотащьки! )

А большой красивый альбом с окнами, пухом и домами вот тут.

Однажды я приехала в Москву и увидела мой личный ад на земле, и наконец пелена спала с моих глаз. Москва, моя настоящая и кхм, астральная родина, моя Москва, внутри которой я существовала столько_сколько_себя_помню -- оказалась выдумкой провинциальной маленькой девочки, заигравшейся в своих мирах.

Я приехала в Москву зимой 13-14 года, после Питера, буквально на пару дней.

На станции метро пахло чем-то смутно напоминающим разлагающегося бомжа.
Весь город погряз в снежно-солевой каше, в которой вязли ноги.
Узкие тротуары и толпы людей, широкие тротуары и толпы людей и бесконечные светофоры, стоять не перестоять, а если запутаться на перекрестке, то можно идти писят метров по десять минут.
Уже спеша в аэропорт с тяжелым рюкзаком, я попала в самый час пик в метро. Толпы народа превратились в стадо, движущееся со скоростью стада улиток.
Из репродуктора безэмоциональный женский голос непрерывно повторял, что выходящие должны придерживаться левой стороны перехода, а входящие -- правой (или наоборот, не суть). Зимние, серые, подчиняющиеся командам из репродуктора людские массы навевали мысль о том, что надо бы узнать, в какую сторону -- на мыло, а в какую -- в концлагерь.

А потом я приехала в Москву в прошлом апреле, и смотрела на рыжих кошек на окнах краснокирпичных домов. Бегала по всему центру Москвы целый день, помогая ещё одной понаехавшей готовить олимпиаду по москвоведению. Ехала одна в метро поздно вечером домой, возвращаясь с пьянки. Коренные москвичи водили меня по их любимой Москве.

Я приехала снова, и видела совсем невероятную Москву, тихую и зеленую. Когда я сказала маме, что вот сегодня буду весь день гулять по Москве, мама написала мне: "Наконец-то ты полюбишь мою Москву". Ту Москву, которую видела мама, когда училась там в интернатуре. Живую, *внутреннюю*, ту, в которой живут москвичи, а не ту, которую видят туристы, бегущие в музеи и парки, описанные в туристических гайдах.
Наконец-то, ха.